1. Леонидович

Михаил Леонидович Анчаров и мой отец, Аркадий Павлович Астров, были друзьями детства. Отец жил до войны в Харькове, а Михаил порой навещал там своих родственников.

После войны, в начале 60-х, они нашли друг друга. Оба уже были людьми известными, каждому едва за сорок. «Золотой дождь» Анчарова уже опубликован в журнале «Москва», а «Теория невероятности» продолжает печататься в «Юности». Голос Анчарова узнаваем и любим: у многих поклонников авторской песни хранятся магнитофонные записи с балладами барда.
Астров – любимец публики, ведущий актёр русской труппы Государственного театра юного зрителя Латвийской ССР, куда в 1947-м году он был направлен после окончания Ленинградской театральной студии Нового Театра (ныне – Санкт-Петербургский академический театр имени Ленсовета). Астров к тому времени – уже легенда студенческой молодёжи, с 63-го года – основатель и режиссёр Молодёжного поэтического Театра при Доме культуры Латвийского республиканского Совета профсоюзов.

Моя первая память о Михаиле Анчарове – талантливом друге моего талантливого отца – лето 1966 года. Наша семья жила в старинном доме югендстиль на рижской улице Аусекля. (Позже в романе «Самшитовый лес» Михаил напишет: «Сапожников успел к десяти, как договорились, на угол улицы Аусекля и даже купил в киоске пачку аэрофлотовских карточек-календарей для московских знакомых».)
Отец давно приглашал Михаила погостить у нас в Риге. И вот свершилось: отец поехал на вокзал встречать друга. Я ожидала дома и тренировалась в произношении его нелёгкого, как мне казалось, отчества: Леонидович, Леонидович, Леонидович... Наконец в прихожей раздались голоса.

Михаил был первым человеком в моей жизни, который обратился ко мне, 12-летней девочке-подростку, «на Вы». Я потеряла дар речи.
– Здравствуйте, Михаил Леонидович, – пробормотала я, придя в себя.
– Пожалуйста, давайте без отчеств. Просто по имени, – ответил он и объяснил, что перейдёт «на ты», только когда я вырасту и тоже смогу обращаться к нему «на ты».
– Это будет по-честному, – сказал он. И добавил: – Отношения должны быть справедливыми.

Эта фраза стала для меня первым подарком папиного друга.

2. Агаша

В детстве у меня была мечта: явилась бы вдруг волшебница-фея и – унесла с урока физкультуры. Потому что смотрелась я тогда пышечкой, обтягивающая спортивная форма делала меня и вовсе безнадёжной толстушкой, и зловредные одноклассники наделяли меня обидными прозвищами. Боже, как я завидовала папиным коллегам – молодым актрисам-травести Рижского ТЮЗа! «О, никогда мне не стать такой же стройной и гибкой, как эти девушки в образе мальчишек!» – переживала я и сторонилась всех – и сверстников, и взрослых.

Но приехал к нам в гости Михаил Анчаров. Позже я прочту его прозу и приму как откровение слова: «Все люди одарены "жизнью"». А тогда это был просто дядя Миша. Впрочем, слово «дядя» тоже не прошло анчаровскую цензуру:
«Какой же я Вам дядя, барышня? Тогда я буду звать Вас тётей Стеллой. Пожалуйста, давайте без дядь и тёть. Я – Михаил, а Вы – Стелла».
Я согласилась, но про себя всё-таки продолжала называть его дядей Мишей.

Мама была на курорте, после ужина я пошла спать, а мужчины вдвоем остались за столом. Вдруг я услышала, что говорят обо мне, прислушалась. «Чего это твоя Стеллка такая замкнутая?» – спросил дядя Миша. Папа ответил: «Представляешь, она, красивая девочка, считает себя толстой. Ей бы на моей родине родиться, на Украине, она бы считалась писаной красавицей. А здесь, в Латвии, в моде худенькие, и её задразнили в школе». «Господи, Аркаша! – сказал гость, – у тебя столько книг по искусству! Покажи ей Рубенса, покажи Кустодиева. Она же почувствует себя вообще худышкой на фоне того буйства плоти». И разговор повернул на другое.

Про буйство плоти я не очень поняла, но взяла фонарик и тихонько прошла в огромную папину библиотеку. Нашла те самые женские портреты. Затем закрылась в спальне, разделась и долго смотрела на себя в зеркало. С того дня всё на свете стало для меня меняться: я поняла, насколько разными бывают взгляды на красоту, и приняла себя такой, какая есть. И произошло чудо: я перестала бояться полноты, наоборот – начала бояться утратить это самое «буйство плоти». Удивительно: чем сильнее креп страх похудеть, тем тоньше я становилась. Воистину, чего боишься, то и притягиваешь. Это теперь мои бывшие насмешницы-одноклассницы, нынче тучные дамы, с трудом узнавая меня при встрече, спрашивают с завистью: «Ты что, ничего не ешь?»
«Очень даже ем», – честно отвечаю я.
...Наутро мы втроём поехали в Юрмалу. Выйдя из электрички на первой же, ближайшей от Риги станции Лиелупе, мы спустились к морю, а потом долго-долго шли по пляжу. Друзья не могли наговориться, вспоминали своих харьковских друзей, делились творческими замыслами, читали друг другу стихи... Я чинно, по-дамски шла следом... Казалось, обо мне забыли... Отец, спохватившись, оборачивался:
– Доча, ты устала?
– Ага, – отвечала я.
– Проголодалась?
– Ага.
– Пошли в шашлычную?
– Ага.
С этих пор Михаил прозвал меня Агашей.

В студенческие годы я часто приезжала в Москву (все мамины родственники в ту пору были москвичами), приходила в гости к Анчарову – в дом на улице Чехова. В 1979-1980 годы я жила в Москве, ко мне несколько раз приезжал отец, и мы ещё чаще общались с папиным любимым другом. Он был радушным и внимательным, добрым и проницательным хозяином. Вот тогда мы перешли «на ты».

Но почему-то наиболее ярко запомнилась именно первая встреча. Эти воспоминания девочки-подростка. Впрочем, воспоминания – громко сказано. Штрихи, наверное...

3. Письма из прошлого

Совершенно неожиданно в феврале 2019-го года я получила подарок судьбы – письмо от москвича Виктора Шлёмовича Юровского – он хранит архив Михаила Анчарова. В соавторстве с Юрием Ревичем они написали книгу-биографию художника, писателя, драматурга и барда М. Л. Анчарова. Так я узнала о замечательном мемориальном сайте и с радостью вошла в фейсбук-группу «Анчаровский круг».
А разыскал Виктор Юровский меня потому, что в бережно хранимом им архиве нашлись письма моего отца к Анчарову, датированные 1966-м годом. Добрый человек Виктор Шлёмович отсканировал и прислал мне эти письма.
В одном из них отец писал: «Хочется вдруг глотнуть кислорода дружбы, потому что только другу детства можно сказать всё, как себе самому, или помолчать с ним, как с самим собой».

Читая эти письма, я поняла, насколько высоко мой отец ценил творчество своего друга и в 1966-м году всячески пытался познакомить с ним латвийских зрителей. Анчаровскую повесть «Сода-солнце» он адаптировал для сценической постановки, а также приготовил режиссёрскую разработку для биографического телефильма и пытался организовать его съёмки на Латвийском государственном телевидении. К сожалению, задуманное застопорилось где-то в одном из чиновничьих кабинетов.

Среди присланных архивных писем меня ждало чудо. Это письмо самого Михаила Анчарова нашей семье, которое он написал в ноябре 1966-го года, запечатал в конверт и... почему-то не отправил, но сохранил. «О, Стелла Аркадьевна, Вы совсем забыли меня. А это неправильно с Вашей стороны!» И ещё: «Так и передай Стелле, что если я по кому всерьез соскучился, то это по ней. Я все помню, и очень полюбил эту курносую, и завидую тебе, Аркаша, и Наде». Письмо дяди Миши нашло меня спустя полвека. Такое непросто осознать.

Я искренне уверена: когда человек талантлив, он талантлив во всём. Михаил Анчаров был одарён не только талантом художника, писателя, драматурга и автора-исполнителя песен. Он был мудрым, талантливым психологом, способным, сам того не подозревая, несколькими фразами изменить душевное состояние человека, его мироощущение, всю его жизнь.

28 марта 2019 года

См. также:

Михаил Леонидович Анчаров. Мемориальный сайт