Здравствуй, дорогой дружище!

Мы так молниеносно с тобой повстречались, что я понемногу, но регулярно продолжаю с тобой общаться мысленно. Тем более, что со мной твоя повесть. Её я прочёл залпом, как только прилетел домой. И с каждой страницей радовался всё больше и больше: она хорошо написана! Я ведь в основном люблю французов, и стиль для меня важнее "внутреннего содержания". А главное — у тебя свой, ни на кого не похожий, голос, это — не шутка. И знаешь, я понял, читая книгу, почему наша короткая, в сущности, дружба, отскочившая вместе с детством в каменный век довоенного летнего месяца и нескольких дней в Москве в 40-м году, — почему наша дружба так глубоко запала в моё сердце (да и в твоё, надеюсь). Я читал и готов был подписаться под каждой строчкой: да, это всё — моё: мои мысли, мои поиски в творчестве, моё миропонимание; очевидно, мы с тобой одинаково видим краски, с той только разницей, что я всегда мечтал писать маслом, а осмеливался дилетантствовать с акварелью, а акварель не терпит обмана, она прозрачна, как сама искренняя правда, а я не учился никогда рисовать, и у меня плохой глазомер — рука всегда врёт. Но ведь дело не в том, умеешь ты рисовать или нет, если ты не живописец, главное — не врать в своём творчестве, а ещё самое главное — не доживать до того дня, когда художник незаметно, естественно, как бы невзначай становится проституткой. Я читал твою повесть и горько радовался тому зрелому безнадёжному оптимизму, который нам достался чудовищной ценой. Но зато мы знаем о людях и творчестве нечто такое, что позволяет нам заглянуть чуть-чуть дальше своего носа. И пошлость к нам не прилипает, чёрт побери! Ты заканчиваешь словами: "Творчество — это воспоминание о будущем". Я дописываю: "...и предсказание прошлого". Ибо искусство не только вглядывается в прожитый миг, чтобы раскрыть завтра; искусство твёрдо знает, как бесконечно повторимы история и люди, и оно всегда распознаёт в завтра то, чем угрожал нам вчерашний день.

Кстати, "Даная" Тициана точнее передаёт истинный смысл мифа. Ведь Зевс — олицетворение мужского начала, и все его неисчислимые романы — это все возможные варианты воздействия на женщин. И все его превращения и приёмы — символы. С Европой он (бык) поступил, используя силу, с Ио — обещания, с Данаей — подкуп, с Ледой — нежность ("облако в штанах").

И вот у Тициана контраст отношения к Золотому дождю Данаи и старухи, — та алчно ловит в подол золото, а Даная отдаётся бескорыстно любви и впитывает в себя её золото. Вечная вражда между пошлостью и чистотой. Самые бескорыстные романы Зевса — с Ледой, родившей прекрасную Елену! и с Алкменой, родившей Геракла.

Не знаю, зачем это я всё болтаю, вряд ли есть смысл в мифологической сплетне; очевидно, не хочется расставаться ещё с тобой, ведь получу я ответ, а потом не скоро напишу, ты — не скоро ответишь.

Мишенька, я не могу тебе подарить равное "Золотому дождю" (пока не могу!), но в этих программках, что я тебе посылаю, — немалый труд двух последних лет и маленький отчёт об этом труде. Просьба №1: поскорее высылай мне тексты твоих баллад о шофёре и органисте (у меня ведь мало времени для работы над ними). Просьба №2: из этих двух программ, что тебе покажется любопытным, чтоб включить в московскую программу? — напиши, а я тут буду мозговать. Привет жинке и сам будь здоров, не загоняй себя до "второго" дыхания, ещё рано. Если некогда, исполни лишь две просьбы, а письма не пиши, во всяком случае, такого длинного, как моё. Да и я писал так длинно, потому что не было времени писать коротко. Ещё раз — целую тебя, твой Аркадий.

13 августа 1965 г.

Письмо найдено в 2022 году в архиве Михаила Анчарова. Благодарим Виктора Юровского, хранителя архива, за драгоценную находку.